«Человек не всегда хорош, поэтому и существует театр»

26 апреля в Музыкальном театре пройдет третья премьера оперы Пьетро Масканьи «Сельская честь». В Петрозаводске действие оперы из сельской местности в Италии условно перенесено на Бродвей. Режиссер Линас Зайкаускас, дирижер-постановщик Михаил Синькевич, художник-постановщик Маргарита Мисюкова и художник по свету Евгений Ганзбург подготовили зрелище, которое поражает публику не только масштабами постановки, но и необычными режиссерскими и сценографическими решениями.

Беседуем с Евгением Ганзбургом. В Музыкальном театре Карелии, помимо премьеры, он создал световую партитуру для спектаклей «Скрипач на крыше» и «Волшебная флейта». На его черной футболке надпись, отсылающая к Шекспиру: «Весь мир – это сцена, но освещение должно быть получше».

Евгений Ганзбург и Шекспир. Фото из личного архиваЕвгений Ганзбург пять раз номинировался на «Золотую маску». Фото из личного архива

— В Петербурге низкое серое небо, а тут действие оперы происходит на Сицилии. Влияет ли география на художественные решения?

— Влияет, конечно, но у нас действие спектакля происходит, скорее, в Нью-Йорке, хотя это и не важно. Действие каждого спектакля происходит, в общем-то нигде, в выдуманном мире. Нам более важно в театре, чтобы каждый зритель в какой-то степени отождествлял себя с персонажем и с происходящим — иначе незачем идти в театр.

— Как вы интерпретировали замысел спектакля?

— Мы, все участники постановочного процесса, отдаём право интерпретации одному человеку – режиссеру. Наше дело – понять его замысел, принять его, сделать своим и идти до победного конца.

Сцена из оперы «Сельская честь». Фото: Виталий Голубев

— Все равно, наверное, у вас есть свое авторское видение материала?

— В театре нет ничего, чем не руководит режиссер. В идеале режиссер подбирает команду и делегирует ей часть своих полномочий, и эти люди осуществляют некие функции в соответствии с замыслом. Это даже в договоре написано — «в соответствии с замыслом режиссера». У нас режиссерский театр, ничего не поделать. Это иногда грустно, но это чаще всего так.

— Театральные художники, мне кажется, имеют специализации. Кто-то ставит в музыкальном театре, другим ближе драматический. В каком театре вам интереснее?

— Мне очень интересны большие, маленькие, музыкальные, драматические театры. В драме я работаю чаще. Конечно, есть специфика в постановках разных жанров, много технологических вещей, которые по-разному себя проявляют. В балете, в опере есть свои технологические особенности, связанные с танцем, с музыкой. Но было бы ошибкой думать, что наша работа связана с личным выбором. Мы идем туда, куда нас приглашают.

— Но предпочтения есть?

— Чем разнообразнее, тем лучше.

— Вы музыку любите? Каких композиторов?

— Я больше работаю в драматическом театре. Но музыку люблю. Очень люблю Моцарта, люблю и ценю Баха, Вивальди.

Действие оперы «Сельская честь» перенесено на Бродвей. Фото: Виталий Голубев

— «Волшебная флейта» вам ближе, чем «Сельская честь»?

— Мне интересно и то, и другое. Если быть честным, Моцарт задевает меня несколько больше, чем автор «Сельской чести». Но это совершенно разный материал. В любом случае сегодня мы занимаемся этой поствердиевской веристской оперой.

— Казалось бы, страсти в «Сельской чести» должны рождать эффектные световые решения, у вас же свет на сцене как воздух. Вам не интересно делать эффектно?

— Еще раз, театр – это искусство режиссерской интерпретации, впрочем, я это уже говорил. Хотя в музыкальном театре, конечно, музыка диктует очень много, но все равно мы не можем выходить за пределы изначального замысла. Каждый компонент спектакля должен работать вместе с другими на общий результат. Всё должно работать на смысл. А свет – да – дыхание сцены.

— Космос, который вы создаете на сцене, – что это?

— Космос — это пространство сцены, являющееся зрителю, должно казаться космическим… Целым миром. Этот мир должен обладать глубиной, яркостью, энергией, наполненностью. Он должен завораживать, вовлекать, давать зрителю яркие ощущения, звать в себя. Портальная арка — не просто зеркало, скорее, окно в фантастический, яркий и шокирующий мир.

В 2002 году «Сельскую честь» в Музыкальном театре Карелии ставила Нина Раутио, она же спела партию Сантуццы. Фото: Виталий Голубев

— Развитие техники может поменять этот мир?

— И да, и нет. Конечно, то, что человечество развивается, меняет все, и театр тоже. Но в то же время театр довольно архаичен. В чем-то он сильно изменился, а в чем-то остался неизменным. И конечно, главная наша технология – это человеческое общение. Меняется стиль театра – это да, и он очень разнообразен сейчас. Театр не может не расти, не экспериментировать. Без этого движения все умирает или гниет. Я всегда за движение, за молодых, сумасшедших, за эксперимент.

— Еще Брук писал о пустом пространстве.

— Да, сцена должна быть пустой. Не буквально, конечно, здесь сложнее. Сцена должна быть пластичной, быстро наполняемой, легкой. Что дают современные технологии? Быстроту и простоту. Можно быстро менять декорации, разве это плохо? А человек посреди этого пространства остается прежним. Он за эти годы не изменился – не стал ни хуже, ни лучше. Человек, в общем-то, не слишком хорош, поэтому и существует театр.

— Как вы относитесь к видеопроекциям в театре?

— Положительно. Нужны – пусть будут. В видеопроекциях на самом деле нет особенной новизны. Мейерхольд делал это 100 лет назад. Но каждое средство должно применяться для какой-нибудь цели. Не спектакль создается для технологического рывка, а наоборот. Любое средство, превращенное в цель, является ошибкой. Мы сейчас говорим о приеме, а обсуждать лучше задачу. И тогда всё станет понятным.

— Это второй афоризм за этот день. Первый звучал так: «каждый спектакль, увы, находит своего зрителя».

— Почему «увы»? Это же отлично. Хотя «Кармен» на премьере была освистана, как и «Чайка». Бизе был изруган критикой и заболел от расстройства. А сейчас мы считаем, что он написал одну из лучших опер всех времён.

«Сельская честь» пройдет в Петрозаводске 26 апреля. Фото: Виталий Голубев

— Как, по-вашему, сейчас чувствует себя театр в нашей стране?

— Сложно. Сложнее, чем прежде.

— С чем это связано?

— Я лично знаю Малобродского, Итина. История с их преследованием вызывает потрясение, шок. Театр, вообще искусство, должны быть пространством человеческой, творческой свободы. Иначе зачем театр?

— Как вы выбираете объект для работы? На какие предложения соглашаетесь?

— Мне все интересно. И наш мир устроен так, что мы не можем знать заранее, что получится в результате нашей работы.

— Вы сами говорили, что есть такие специальные программы визуализации, позволяющие представить себе результат в самом начале работы. Соответствует ли это действительности?

— Мы этими программами мало пользуемся, к сожалению. Программы дорогие, и почти никто не может себе их позволить, кроме Большого театра. Но вы меня спрашиваете о другом ведь? Творчество, особенно коллективное, всегда связано с риском. Мы все – заложники друг друга. И мы заранее не знаем, что и как это будет. Когда начинаешь работу, вообще ничего нет. Мы должны делать все, чтобы была удача, но всякий раз есть много обстоятельств.

— С хорошим режиссером все же надежнее?

— Даже репутация режиссера ни о чем не свидетельствует. Это личный процесс, почти интимный. Тарковский с Рербергом сделали гениальный фильм и разругались. Почему? Оба же гениальные. Тосканини с Карузо ссорились …

— Вам сейчас работалось легко или трудно?

— Всегда работать трудно. Это же работа. Но это внутренний процесс, не хочется его показывать. Быстро сложилось хорошее сотрудничество, взаимопонимание с режиссёром, сценографом, музыкальным руководителем. Это было замечательно.

— Вам понравился спектакль, который в итоге получился?

— Это же мой спектакль тоже. Тут уже не в категориях «нравится» или «не нравится». Вопрос так не стоит. Это – как любовь.

Евгений Леонидович Ганзбург — художник по свету, живет в Петербурге. С 1983 года оформил около 300 спектаклей у нас и за рубежом. Работал в самых разных больших и маленьких российских театрах, а также на экспериментальных площадках. Сотрудничал с режиссерами, представляющими самые интересные постановки в нашей стране – от Камы Гинкаса, Галины Волчек, Георгия Исаакяна до Дмитрия Чернякова и Дениса Бокурадзе. Пять раз номинировался на «Золотую маску». Руководитель Творческой Мастерской «Свет для театра» (Санкт-Петербург).

Источник